Отстаивая версию о соперничестве Кирова и Сталина, А. Антонов-Овсеенко и А. Рыбаков связывают это с XVII съездом партии. Аргументируя свою позицию, они утверждают, что именно поэтому Киров не председательствовал ни на одном заседании XVII съезда ВКП(б), а в Ленинграде не выступил на партийном активе с докладом об итогах съезда.
В действительности дело обстояло значительно проще.
На XVII съезде Киров был избран в президиум съезда, почти постоянно находился там, избирался в комиссии для редактирования резолюций съезда по докладам о плане 2-й пятилетки и по организационным, вопросам, и только когда шло их принятие, он спустился в зал к ленинградской делегации и голосовал вместе с ней. Не председательствовал он потому, что приехал на съезд будучи больным гриппом, более того, сама возможность поездки Кирова на съезд висела на волоске из-за его болезни. В лечебном деле С. М. Кирова его домашний врач профессор Г. Ф. Ланг 16 февраля 1934 года записывает «...болел около 1 месяца гриппозной инфекцией в форме гриппозного ларингита и ринита. В Москве на съезде пришлось выступать с речью, после чего явления ларингита обострились. 3/II был осмотрен в Москве профессором Воячеком, который назначил полоскание».
Как известно, на съезде Киров был избран в состав Центрального Комитета, а на пленуме ЦК 10 февраля — членом Политбюро, Оргбюро и секретарем ЦК ВКП(б) с оставлением на работе в Ленинграде. Вокруг этого тоже существует немало домыслов.
В Ленинградском партийном архиве хранятся воспоминания ленинградца, заведующего облгорфинотделом Михаила Васильевича Рослякова, члена партии с 1918 года, делегата XVII съезда ВКП(б) с совещательным голосом. В них он рассказывает, якобы со слов Кирова, о том, что произошло при предварительном обсуждении кандидатур будущих секретарей ЦК на Политбюро ЦК. Оно состоялось накануне созыва пленума ЦК. Дело обстояло так: «На заседании Политбюро Сталин предлагал сделать Кирова секретарем ЦК с освобождением от работы в Ленинграде. Киров стал решительно возражать против этого, он мотивировал тем, что ему надо закончить в Ленинграде вторую пятилетку и окне подготовлен для работы в центре. Кирова поддержали Орджоникидзе и Куйбышев. Не встретив согласия, Сталин ушел с заседания Политбюро. После этого члены Политбюро предложили Сергею Мироновичу идти к Сталину и искать приемлемый выход. Он был найден в компромиссном решении: Киров избирается секретарем ЦК с оставлением на работе в Ленинграде. А для работы в ЦК ВКП(б) из Горького берут Жданова. Это было неожиданное решение для членов Политбюро, ибо Горьковская организация ВКП(б) — одна из крупных — теперь не была вообще представлена в Центральном Комитете. Поэтому уже после съезда опросом делегаций вводится в состав ЦК новый член — 68-й по счету — Э. К. Прамнэк (второй секретарь Горьковского крайкома ВКП(б). — А.К.)».
Свидетельство Рослякова имеет косвенное документальное подтверждение. В протоколе № 1 заседания пленума ЦК ВКП(б) XVII созыва, состоявшегося 10 февраля 1934 года, имеются списки членов Центрального Комитета и кандидатов в члены ЦК, предложенные на совещаний представителей делегаций. Фамилии Прамнэка там нет. Нет его и среди присутствующих членов и кандидатов в члены ЦК на этом пленуме ЦК ВКП(б). Поэтому, несомненно, Прамнэк был введен в состав ЦК после съезда. И это, естественно, противоречило всем внутрипартийным и уставным нормам.
Другим аргументом личного соперничества между Кировым и Сталиным служит легенда о якобы готовящемся избрании на XVII съезде С. М. Кирова Генеральным секретарем ЦК ВКП(б). В связи с этим хотела бы обратить внимание: ни на одном съезде партии ее Генеральный секретарь не избирался. Он всегда избирался только на пленуме ЦК.
Большую роль в создании и распространении этой легенды сыграли устные и печатные выступления делегата XVII съезда от московской организации В. М. Верховых. В ноябре 1960 года в своей записке в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС он сообщал: «...в процессе работы съезда... в ряде делегаций были разговоры о Генеральном секретаре ЦК. В беседе с Косиором последний мне сказал: некоторые из нас говорили с Кировым, чтобы он дал согласие быть Генеральным секретарем. Киров отказался, сказав: надо подождать, все уладится».
Об этом же говорила в своем заявлении в КПК при ЦК КПСС в ноябре 1960 года З. Н. Немцова, присутствовавшая на съезде с гостевым билетом. Про разговоры о выдвижении Кирова на пост Генерального секретаря ей рассказывали делегаты в гостинице, но «когда об этом доложили Кирову, он отверг это предложение и дал делегатам взбучку».
Однако в КПК при ЦК КПСС давались и противоположные сведения. Так, К. С. Сидоров, делегат ленинградской партийной организации, в своем объяснении в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС 28 июля 1965 года писал: «В период съезда... никаких разговоров о выдвижении Кирова в Генеральные секретари не слышали, да и не могли они высказываться». А. Г. Слинько, делегатка съезда также от ленинградской организации, писала в КПК 4 апреля 1967 года более определенно: «Я твердо помню, что никаких разговоров о выдвижении Кирова на пост Генсека вместо Сталина я не слыхала».
Спустя четверть века бывшие делегаты XVII съезда обменялись своими впечатлениями по вопросу: выдвигали или не выдвигали Кирова на должность генсека. Итог: «да» — два голоса, «нет» — два голоса. Возникает вопрос: так выдвигали Кирова генсеком или нет? Полагаю, что нет. Но не исключено, что кто-то весьма осторожно пытался раздуть искру недовольства против Сталина. Нельзя исключить и его вчерашних оппонентов, которые, конечно, были недовольны действиями Сталина, уже достаточно настрадались от него, но были допущены на съезд и там славили Сталина, скорее неискренне. Однако эта искра была такой слабой, что даже в материалах ОГПУ по охране XVII съезда ВКП(б) каких-либо данных о разговорах относительно Сталина и Кирова не зафиксировано. Понятно, что подобные разговоры велись шепотом, и все же, если бы они были частыми — бдительные чекисты не прошли бы мимо них.

О. Г. Шатуновская утверждает, что «во время XVII партсъезда... в квартире Серго Орджоникидзе прошло тайное совещание некоторых делегатов — Косиора, Эйхе, Шеболдаева, Шаранговича и других. Они считали необходимым устранить Сталина с поста генсека и предлагали Кирову заменить его, но тот отказался».
И наконец, Андреев письменно показал, что личный друг Кирова А. М. Севастьянов якобы в 1956 году рассказал ему, что будто бы Киров, беседуя с ним, говорил о реорганизации поста генерального секретаря и замены Сталина Кировым, и первый похвалил Кирова за то, что он ему все сообщил, назвав Кирова настоящим другом.
...Политбюро он не был инициативен, если только вопрос не касался Ленинграда. Хрущев писал о Кирове: «В принципе, Киров был очень неразговорчивый человек. Сам я не имел с ним непосредственных контактов, но потом расспрашивал Микояна о Кирове... Микоян хорошо его знал. Он рассказал мне: ,,Ну, как тебе ответить? На заседаниях он ни разу ни по какому вопросу не выступал. Молчит, и все. Не знаю я даже, что это означает"».
Все имеющиеся и доступные историкам документы свидетельствуют, что Киров был верным, последовательным сторонником Сталина, возглавляя влиятельную партийную организацию страны, был значительной, но не самостоятельной политической фигурой.
Скорее всего, на создание мифа о Кирове как о политическом вожде, крупнейшей фигуре в политической жизни страны, повлияла его трагическая гибель и та пропагандистская кампания, которая развернулась после смерти Кирова. Ежегодно отмечался день его траура. Появлялись десятки воспоминаний, статей, посвященных жизни и деятельности Кирова, все больше и больше превозносились его заслуги. Постепенно складывался образ Кирова — великого государственного, партийного, советского деятеля.
Не следует забывать, что вспоминали люди, прошедшие через сталинские лагеря, тюрьмы, величайшие несправедливости. Люди, до этого верившие в Сталина, обожествлявшие его. Отсюда их резко негативное отношение к своему свергнутому с пьедестала недавнему божеству, желание вместо него найти нового идола, якобы из зависти убитого этим «божеством». А мы оказываемся иногда неспособны критически оценить красиво упакованную ложь.
...
Еще больше домыслов и слухов в связи с Кировым и Сталиным существовало вокруг результатов голосования Ha XVII съезде ВКП(б). Некоторые публицисты, писатели утверждали, что фальсификация итогов голосования была организована Кагановичем с ведома Сталина, так как против него голосовало более 300 делегатов. Самая большая мистификация по результатам голосования на XVII съезде допущена автором документальных рассказов Львом Разгоном. Будучи на этом съезде по пригласительному билету, он, по его утверждению, умудрился присутствовать на закрытом заседании (!!!), где оглашались результаты голосования. В стенограмме съезда говорится: «Следующее заседание закрытое, присутствуют на нем только делегаты с решающим голосом».
...
Но обращает на себя внимание факт; никто не видел вычеркнутых бюллетеней, нет ни одного показания, в том числе и В. М. Верховых, что бюллетени были сожжены. Да и 125 (или 123) голосов против Сталина, о которых говорил Верховых, — это ведь не 292. И последнее: комиссия Президиума ЦК КПСС, в которой участвовала и Шатуновская, приводит в представленном в ЦК КПСС заключительном документе факты нарушения — отсутствие списка выдачи бюллетеней, их нумерации и прошивки перед сдачей в архив, отсутствие акта всех отпечатанных и израсходованных бюллетеней, но в заключении нет ни одного слова о фальсификации итогов выборов.
Нельзя, наконец, сбрасывать со счета и свидетельства других, остававшихся в живых в 60-е годы 63 делегатов съезда, в том числе и двух членов счетной комиссии. Один из них — Н. В. Андреасян в своем объяснении в ноябре 1960 года писал: «Помню наше возмущение по поводу того, что в списках для тайного голосования были случаи, когда фамилия Сталина оказалась вычеркнутой. Сколько было таких случаев, не помню, но, кажется, не больше трех фактов». Делегат от сталинградской организации С. О. Викснин 14 января 1961 года, тоже член счетной комиссии, заявлял: «Сколько против Сталина было подано голосов не помню, но отчетливо припоминаю, что он получил меньше всех голосов ,,за"».Еще один делегат — К. К. Ратнек (от Белоруссии) 13 января 1961 года говорил в КПК при ЦК КПСС: «Среди делегатов были разговоры, что против Сталина было подано несколько голосов, что-то 5–6. О том, что против Сталина было подано значительно больше голосов, я узнал лишь после 1953 года». Другой делегат — от Восточносибирской организации — Я. М. Струмит 5 января 1961 года заявил: «Против Сталина было 2–4 голоса, точно не помню».
Меня не оставляет мысль — почему О. Г. Шатуновская, а вслед за ней и некоторые другие ссылаются в основном на В. М. Верховых, почему не приводят свидетельства других лиц.
Нет, не убеждает меня версия о подтасовке, фальсификации результатов выборов XVII партсъезда. Для того чтобы делать подобные выводы, нужен иной, научный подход, изучение вопроса в более широкой исторической ретроспективе. Возможно, если бы мы подняли материалы счетных комиссий других съездов, то обнаружили бы подобную же картину. А тогда можно было бы говорить об одной из типичных русских бед — о несобранности, о неразберихе, но никак не о фальсификации. Вспомним голосование при выборах президента СССР в марте 1990 года. Было роздано 2000 бюллетеней. При вскрытии урны обнаружено 1878. А куда делись остальные 122 бюллетеня? Ведь счетная комиссия никак не отразила это обстоятельство в своем протоколе.
Закончить этот эпизод с голосованием предоставим Н. С. Хрущеву. Ведь на XVII съезде он впервые избирался в состав ЦК ВКП(б). Согласитесь, это памятное событие. И оно не могло пройти для человека бесследно. Хрущев вспоминал впоследствии: «На XVII съезде партии в 1934 году я был избран в ЦК ВКП(б), Процедура выборов показалась мне весьма демократичной... Помню, что на XVII съезде партии за Сталина проголосовали не единогласно. Шесть человек голосовали против него. Почему я это так хорошо запомнил? Потому, что когда называли мою фамилию — ,,Хрущев!" — оказалось, что мне тоже не хватило всего шести голосов для единогласного избрания».Хрущеву немного изменила память. Против него голосовало 22 делегата. Однако несомненно — если бы против Сталина действительно голосовало около 300 человек, то Хрущев это обязательно бы запомнил и не оставил бы без внимания в своих воспоминаниях. Не на каждом съезде против политического лидера голосует такое большое число делегатов!
...
Приведенные факты лишний раз неопровержимо свидетельствуют, что мнение о соперничестве Сталина и Кирова на политической арене глубоко ошибочно. Не случайно в таком качестве Кирова не воспринимали и политические лидеры тех лет. В 1990 году опубликован четырехтомник архива Л. Д. Троцкого за 1923–1927 годы. Киров упоминается в именном указателе томов 5 раз, в то время как Микоян — 19, Рудзутак — 9 раз. А ведь Троцкий знал Кирова весьма неплохо. Найдено немало шифротелеграмм С. М. Кирова, члена реввоенсовета XI Красной Армии, адресованных Троцкому. Определяя одно из течений партии как «аппаратно-центристское», Троцкий назвал его вождями Сталина, Молотова, Угланова, Кагановича, Микояна и только затем — Кирова. В других своих выступлениях Лев Троцкий заявлял о «недостаточной политической грамоте Кирова». И уже после смерти Сергея Мироновича он снова писал о нем как о «серой посредственности», «среднем болване», каких «у Сталина много».