Медицина в зоне войн и катастроф

[Марлена]

«За сутки удавалось поспать полчаса»: медбрат из Екатеринбурга — о том, что увидел в зоне спецоперации
https://www.e1.ru/text/health/2022/09/30/71694407/

Студент отправился туда добровольцем на месяц
30 сентября 2022, 08:30
Арсений Кисляков ездил в зону спецоперации добровольцем и оказывал медицинскую помощь

Медбрат 354-го военного госпиталя ЦВО Арсений Кисляков этим летом добровольно отправился в зону спецоперации. Он дважды ездил в зону боевых действий: первый раз был в составе гуманитарной колонны, а второй раз вызвался помогать раненым.
Арсений вырос в семье врачей, изучал живопись и другие искусства, хорошо учился. Он вполне мог остаться дома и не рисковать, ведь у него уже есть работа и он точно бы нашел свое место в одной из больниц Екатеринбурга, но предпочел поехать в зону боевых действий. Студент-медик рассказал E1.RU о том, что видел за этот месяц и какие травмы были у пациентов чаще всего. А еще мы спросили, что поменялось внутри у молодого мужчины. Далее — рассказ от первого лица.
Почему поехал
— Еще в 2014 году я задумался, что там нужна помощь, нужны добровольцы. Все-таки там были столкновения. Но тогда я поехать не мог, получилось этим летом. У меня там есть друзья и знакомые. Они рассказывали, что нужна медицинская помощь, что не хватает людей со знаниями, которые могут взять на себя ответственность и помочь.
Я принял решение сам, что должен там находиться. Практика там гораздо обширнее, больше общения с людьми. Для меня важно было посмотреть своими глазами, что там происходит, и как-то уменьшить последствия.
Арсений вырос в интеллигентной семье врачей, и само наличие боевых действий где-то его очень расстраивает

В чём были трудности

Тяжело, что в XXI веке где-то идут боевые действия. У меня папа и мама врачи, я вырос в интеллигентной семье. Для меня человечество и его история — это Боттичелли, Караваджо. Это музыка, какое-то культурное наследие, к которому меня приобщали с детства, это живопись, и вот приходится наблюдать спецоперацию, боевые действия. Сейчас я пришел к выводу, что люди воюют всегда, и единственное, что я могу сделать — помочь им и выполнить свой врачебный долг.
Я видел пострадавших с двух сторон, оказывал помощь и людям с другой стороны. В тех местах, где я работал, мы не делили людей на своих и чужих, оказывали помощь тем, кому она требовалась. Одно дело, когда ты читаешь книги, а другое — когда видишь всё наяву. Для меня была важна человечность, и я увидел ее там.
«Несмотря на какие-то убеждения и трудности, оказывали помощь всем, где-то даже переступая через себя. Для меня это был очень ценный опыт»
У нас были врачи, у которых был разрушен дом из-за обстрелов с той стороны, у кого-то были погибшие родственники, но если было нужно, они оказывали помощь солдатам ВСУ и не думали о мести. Некоторые потеряли товарищей, и тоже, несмотря на это, помогали. Я видел очень много ранений, 40–50% минно-взрывных, их в гражданской медицине не увидишь. Для меня, как студента мед.университета, это уникальный опыт — прикоснуться к военной травме.

Бывало, что за сутки удавалось поспать полчаса — такой иногда был ритм оказания помощи. Добровольцы всегда найдут себе работу, так что я поставил себе очень высокую планку.

В руках у Арсения — стереотруба, с помощью которой он наблюдал за обстановкой

На что жил
Довольствия я не получал, потому что был добровольцем. Жил на свои деньги, помогали родители. Деньги в основном тратил на еду, воду, жилье и передвижение, если хотел съездить куда-то. Трудоустройство в центре медицины катастроф у меня было как у медбрата-волонтера. В Екатеринбурге я работал сам, здесь меня поддерживали. За месяц потратил около 50 тысяч рублей, несколько раз покупал жгуты на свои деньги. Я получил крутой опыт и ни о чём не жалею.
Кого лечили
Мы лечили всех раненых, в том числе военнослужащих народной милиции и пострадавших мирных жителей. Мы не были на одном месте, постоянно передвигались. Пока не было раненых, мы находились на базе центра медицины катастроф и оказывали помощь в черте города, как только поступал сигнал — отправлялись на реанимационном автомобиле.
Каких травм было больше
Я работал и со скорой помощью, и с центром медицины катастроф. Со скорой мы выезжали по обычным вопросам: на инсульты, инфаркты, давление. Что касается травм, было больше осколочных ранений, не пулевых. Много контузий. Как работали, если опыта не было? Мы работали в составе врачебных бригад. Наша задача была стабилизировать человека и довезти его до больницы, где ему окажут помощь. То есть пациента нам где-то передавали, и мы делали всё, чтобы его довезти: перевязывали, останавливали кровотечение, если было нужно, вводили лекарства.
Мужчина рассказал, что оказывал помощь всем, независимо от убеждений и национальности. Это и есть его призвание
О проблемах с оказанием помощи
Были участки, где медиков не хватало, это факт. Это ощущается острее, чем в обычных городах. Один из важных навыков, которые я приобрел, — быть рядом с людьми, которые умеют на своем маленьком участке хорошо организовать работу и оказание помощи.
Я работал с людьми, которые могли выстроить работу на своем этапе и организовать свой персонал, поэтому многому научился. На маленьком уровне врача отделения чаще всего работа построена очень хорошо. Люди умеют, знают, у них есть опыт. Иногда там ощущается общий дефицит, в том числе медикаментов. Есть разные поставки гуманитарной помощи, некоторые врачи занимались тем, чтобы им эти препараты привозили, пробивали, кто им может привезти, связывались с гуманитарными организациями.
У нас иногда кое-где не хватало кровеостанавливающих препаратов, обычных обезболивающих — и такое было. Обращения людей были всякие. В такое время всё что угодно может быть катастрофой. Например, если много машин уехало за ранеными, а мы остаемся в городе, на нас ложится всё, вплоть до людей с кашлем и температурой.
Иногда медик был в военной форме, когда так было безопаснее. Но он рассказал, что ни разу не стрелял за всё время, что был там
Как перенес морально
Флешбэки иногда бывают. Одно время раненых было прилично. Сейчас бывает, что это неожиданно перед глазами встает, немного тормозит голову. Я этого не избежал. Занимаюсь с психологом, вроде легче. Я не боюсь в этом признаться: ну да, так получилось, что теперь?
Собирается ли вернуться
Я хочу вернуться. Меня держит учеба, я все-таки вижу себя врачом. Перешел на третий курс — он в меде самый сложный. Во время каникул зимой тоже хочу уехать, потому что там нужны будут руки и помощь. Я в этом вижу свой медицинский долг.
У каждого своя дорога, в том числе профессиональная. Кто-то помогает своим пациентам здесь, мне важно быть там. И я не за правого, не за левого, я всегда за пациента, какой бы он ни был; за того, кому нужна помощь. Им моя помощь нужна больше, чем людям здесь.
«Там больше опасности. Я молодой и подвижный, я могу, поэтому поеду снова»
Арсений рассказал, что пытался помочь максимальному количеству людей, поэтому порой спал совсем мало
Как воспринимают родные
Родители знают, что если я что-то решил — меня уже не остановить. Они тяжело вздыхают, им под пенсию выпала непростая доля, что попался такой неспокойный сын. Они пытались отговорить, но не получится. Я с детства мечтал быть военным врачом, но из-за проблем со здоровьем не смог поступить в военный вуз. Сейчас я эти проблемы решил, амбиции никуда не делись, и с ними тоже нужно считаться. Планирую поступать в военную академию в Питере.


Что поменялось внутри
Внутри изменилось всё. Я стал ценить простые вещи: что могу ходить, смотреть. Это стало заметно сразу. Второе — это мысль, насколько хрупок мир. Только что ты ехал в поезде, смотрел в окно и пил чай, а через день ты слышишь обстрелы и помогаешь раненым. Осознание, что ситуация может резко измениться, оставило след. Мой идеализм там и остался. Хотелось жить спокойной мирной жизнью, но происходит то, что происходит. Морально я еще не вернулся, я еще там. Надо пожить и принять всё, что увидел.